В. К. Зарецкий

Проблемы социального проектирования: почему терпят крах крупномасштабные социальные программы

Текст публикуется с разрешения автора. Источник: Зарецкий В.К., Дубровская М.О., Ослон В.Н., Холмогорова А.Б. Пути решения проблемы сиротства в России. М.: ООО "Вопросы психологии", 2002. Глава 3.

Как показано в предыдущем разделе, проблема сиротства носит глобальный характер и приобрела всероссийский масштаб. В то же время позитивный опыт ее решения имеет локальный «точечный» характер. Таким образом, возникает серьезный разрыв между насущным требованием развертывания крупномасштабной работы и имеющимся ресурсом для ее осуществления. Сложившийся в государственной системе образования и социальной защиты механизм решения проблемы нуждается в серьезной перестройке. Магистральные линии реформирования, по крайней мере, системы образования, нашли свое отражение в только что принятой Правительством РФ «Концепции модернизации российского образования на период до 2010 года1», в которой в качестве приоритетных направлений деятельности намечены и борьба с сиротством, и создание института замещающей семьи, в том числе, поддержка семейных детских домов, и опора на инновационный опыт. Проблема в том, как от точечных инициатив перейти к решению проблемы в глобальным масштабе.

Обычный путь решения подобного рода проблем — создание комплексных целевых программ, придание им приоритетного характера на определенный период, перестройка работы государственных органов и…

Именно здесь возникает ряд проблем, без специальной проработки которых вся эта глобальная деятельность может принести сугубо отрицательные результаты.

Задача этого раздела — анализ проблем, связанных с возможными путями выхода на региональный масштаб решения проблемы сиротства и рефлексия опыта инициации подобной работы в сфере сиротства. Без такого анализа, на наш взгляд, любая попытка решения проблемы в масштабах России будет не более чем авантюрой. Возможно, кто-то сочтет это утверждение чересчур резким, но если вспомнить печальный опыт разработки и реализации крупномасштабных программ в нашей стране в советское время и в перестроечный период, то, согласитесь, здесь есть над чем задуматься. За каких-нибудь 15 лет слово «перестройка», а теперь и слово «реформа» фактически вышли из употребления (не случайно очередная попытка реформы образования носит название «концепции модернизации»). Почему слова «перестройка» и «реформа» теперь стараются не употреблять? — Потому что с ними связан негативный опыт осуществления глобальных реформ во всероссийском масштабе. Да и слово «программа» тоже вызывает массу негативных ассоциаций. Вместо программ все больше начинают говорить о проектировании в социальной сфере, используя термин, который еще не успел себя дискредитировать.

В области сиротства глобальных программ пока нет, но следует ожидать, что момент начала интенсивной работы в этом направлении общественных и государственных структур близок, судя по активному освещению этой проблемы в СМИ, выступлению Президента РФ, обсуждению проблемы в Государственной Думе. Как развернется этот процесс? Будет ли создана реальная программа или начнется бурная деятельность по имитации борьбы с сиротством? Будут ли употреблены средства, выделенные на программу по назначению, или же провалятся в программу, как в очередную «черную дыру»? Приведет ли программа к институционализации инновационного опыта и закреплению его в механизме деятельности государственных учреждений, или же неуклюжие попытки тиражирования инновационного опыта приведут к дискредитации выстраданных инноваторами подходов? Наконец, самое главное, будет ли решена (или хотя бы начнет решаться) проблема сиротства, или же положение детей-сирот и детей группы риска только усугубится в результате реализации программы? — Вот те вопросы, которые побудили нас ввести в книгу тему социального проектирования. Тем более, что к настоящему моменту опыта реализации крупномасштабных программ в сфере сиротства в России нет2. В 2002 году завершается первая инвестиционная программа «Помощь детям-сиротам в России», инициированная Американским агентством международного развития (USAID), в которой довелось участвовать авторам данной книги. В этом разделе мы обратимся к опыту разработки и реализации стратегии данной программы, поскольку считаем, что в ней осуществлена попытка апробации пути выхода на системные региональные изменения (подробнее об этом в главе 2 данного раздела).

С нашей точки зрения, основной путь решения проблемы сиротства — опора на имеющийся опыт решения проблемы, поддержка инициатив, постепенное наращивание масштаба вплоть до выхода на разработку региональных моделей системного решения проблемы сиротства. Альтернативой такому пути является сложившаяся практика спускания «сверху» по административной линии программ (или концепция) подлежащих исполнению на местах. Если первый путь — медленный и трудоемкий, то второй, на наш взгляд, обречен на провал. Постараемся обосновать свою точку зрения.

Социальное проектирование — термин, который стал употребляться относительно недавно — с 70–80-х годов прошлого века. Хотя, как отмечает автор одной из ранних работ по методологии социального проектирования, В. М. Розин3, первую попытку разработки глобального социального проекта осуществил еще Платон, разработав учение об идеальном государстве. После революции 1917 года Россия становится огромным полем глобальных социальных экспериментов. Предметом проектирования становится общество в целом, включая человека — каждого гражданина этого общества. Задача формирования нового человека входила в программные документы КПСС. Эта установка настолько глубоко проникла в сознание многих руководителей, что в 1991 году, уже после августовского путча, на одном из региональных совещаний крупный чиновник системы образования вполне серьезно утверждал, что «задача системы образования — проектирование ребенка нового типа».

Поставленные в советское время задачи глобальных изменений требовали осуществления крупномасштабных программ. И такие программы создавались. Многие из них реализованы, правда, весьма дорогой ценой, и принесли не совсем те результаты, на которые были рассчитаны. Однако большинство глобальных программ, особенно, в последние десятилетия советской власти, носило идеологический характер и практических положительных результатов не принесли (авторы данной книги принадлежат к тому поколению, которому с высокой трибуны было обещано жить при коммунизме, а не в рыночной экономике). Мы считаем необходимым отнестись к этому опыту, чтобы не повторять ошибок прошлого. Характеризуя этот опыт, мы будем опираться на проведенный ранее анализ региональных программ развития образования4,11.

О порочной проектной «культуре»

Автор одной из наиболее популярных в мире книг по методам проектирования — Дж.Джонс5, сопоставляя мнения авторитетов в сфере проектирования технических и человеко-машинных систем, пришел к выводу, что под проектированием следует понимать процесс «полагания начала изменениям в окружающей искусственной среде» (с.22). Обычно эти изменения полагаются на основе благих побуждений, в том смысле, что каждый проектировщик стремится сделать мир лучше. Таким образом, за полагаемыми изменениями стоят ценности людей, их представления о «лучшей жизни» (часто кажущиеся им настолько самоочевидными, что нет необходимости в рефлексии по их поводу). Полагаемые ценности и способы их развертывания в проект создают проектную культуру. На наш взгляд, проектная «культура» эпохи «социалистического строительства», доставшаяся нам в наследство, обладала некоторыми специфическими особенностями, которые необходимо знать, учитывать и преодолевать в практике разработки проектов и программ социального развития.

Используя метафору, характеризующую тоталитарное государство, как «пирамиду, рождающую другие пирамиды»6, т.е. постоянно воспроизводящее самое себя, сделаем допущение, что аналогичный процесс имеет место и в проектировании (в широком смысле слова). Т.е. можно говорит о некоторых общих особенностях проектирования как такового в тоталитарном обществе. При этом, разумеется, акцент будет делаться на проблемах и трудностях, порождаемых теми чертами проектной культуры, которые в действительности привели не к достижению, а к полной дискредитации казавшихся вначале благородных целей.

Таким «первородным» проектом, схема которого воплощалась и отражалась (подобно «лабиринту» из научно-фантастического романа Р.Желязны7 ) в различных сферах деятельности людей, проектирующих и строящих новое общество, работавших при дефиците знаний, средств, образования и т.д., явился проект построения нового общества. Явился вначале в виде человеко-несоразмерной идеи сугубо идеологического происхождения, затем в форме технократической «бесчеловечной» конкретизации, а начиная с некоторого момента — в форме чистой «имитации» деятельности в том смысле, что выдвигаемые цели к достижению не предназначались, так как самим выдвигаемым их уже было ясно, что достичь их нельзя, что реально достигаться будет что-то другое. Таким «другим» являлось место в системе власти, непосредственно связанное с долей влияния на распределение благ. Естественно большие задачи требовали больших ресурсов, что стимулировало постановку гигантских, человеко-несоразмерных целей. В нашем лексиконе прочно утвердилось словечко «гигантомания», однако, как видно из несложного анализа причин, дело не в пристрастии к гигантским проектам, как к таковым, а в возможности получить больше ресурсов под гигантский проект и больше времени до того момента, когда нужно будет отчитываться за его осуществление. Очевидно, что такая ситуация, когда цель становилась средством достижения победы в сиюминутной коньюнктурной борьбе за право распоряжаться ресурсами, способствовала порождению целей, не предназначенных к достижению.

Таким образом, можно выделить две особенности характеризуемой нами проектной «культуры»: несоразмерность целей человеческим возможностям (о целесообразности здесь говорить не приходится) и принципиальную ситуативность их постановки.

Если разворачивается деятельность по достижению цели, к достижению не предназначенной, то такую деятельность можно назвать единственным словом — имитация. Имитационный характер проектной и практической деятельности является третьей из выделяемых нами специфических особенностей анализируемой нами проектной «культуры». Имитатор легко овладевает любой фразеологией (поскольку для него в ней нет содержания), красочно описывает блага, которые сулит достижение проектных целей, но при этом тщательно заботится о том, чтобы проконтролировать процесс реализации было бы как можно труднее.

Для имитатора идеальный проект — долговременная крупномасштабная программа, потребляющая огромные ресурсы, с максимально отсроченным результатом и невозможностью проконтролировать ход ее осуществления на деле. В советское время таким идеальным проектом, разрабатывавшимся десятки лет, был «поворот северных рек».

Именно такой рискует стать всероссийская программа борьбы с сиротствам (тем более, что первые признаки имитационного процесса уже есть — PR-кампания в СМИ). Действительно, программа должна быть крупномасштабной, т.к. проблема охватывает все без исключения регионы России. Она требует консолидации все секторов и ресурсов общества и государства, следовательно потребует огромных средств. Результаты — реальные — будут известны не раньше, чем через 10–15 лет, т.е. тогда, когда инициаторам программы и тем, кто сегодня будет распоряжаться ее ресурсами, уже не придется нести за нее ответственность. (Вспомним, что за последние 10 лет в стране сменилось 6 председателей Правительства РФ и 5 министров образования). Такая программа — лакомый кусок для имитатора. А если еще учесть, что система будет сопротивляться коренным изменениям, то опасность имитации в решении проблем сиротства мы считаем очень высокой.

Если же все-таки имитационные процессы разворачиваются, что происходит дальше? — Как только сиюминутная цель — доступ к ресурсам — достигнута, имитатор начинает «окапываться», т.е. строить систему защит к тому моменту, когда станет очевидной недостижимость поставленных целей (или их абсурдность). Если он успеет обрести достаточную силу, то в соответствующий момент он вполне может позволить себе фразу типа: «Ну вот мы и построили социализм… В основном». Доказать, что построено не то, что намечалось в проекте, в системе властных отношений, которая есть сущность тоталитарной структуры, практически невозможно. Поскольку способы транслируются «сверху» «вниз», то имитационный характер начинает пронизывать едва ли не все проектные процессы.

Имитация, подменяющая реальную деятельность, пожалуй, может быть отнесена к главному источнику трудностей различения реальных инновационных проектов и имитационных. Поскольку проект есть нечто существующее в идеальном плане, плане идей, то в нем моделируются полагаемые изменения. Поэтому на стадии проектирования имитацию легко «замаскировать» под реальное дело. Тем более, что сам автор проекта не всегда отдает себе отчет в имитационной сущности своей деятельности, особенно если человек всю жизнь проработал в имитационных структурах, которые весьма характерны для средних звеньев бюрократических систем. Многие из них являются попросту барьерами на пути нормального осуществления жизненно важных процессов, но барьерами, установленными специально для «отсасывания» части ресурсов.

В современной ситуации такие структуры становятся, например, источником обогащения коррумпированной части государственного аппарата, так как в этих структурах реально переводится «стрелка», определяющая направление, по которому потекут ресурсы.

Последний тезис относится уже скорее не к имитации, а к другой характерной особенности обсуждаемой проектной «культуры» ориентации на участие в распределении ресурса. Реально это проявляется в том, что размещаясь в пространстве затратной, распределительной системы, любой проект (за исключением тех, которые направлены на преодоление именно этого механизма) в организационно-деятельностном аспекте есть, прежде всего, проект способов участия в распределении ресурсов.

И, наконец, последняя из выделяемых черт сложившейся в эпоху тоталитарного строя проектной «культуры» — ее технократический характер, ориентация на строительство из «человеческого материала» социотехнических мегамашин. Последняя особенность непосредственно связана с психолого-педагогическим аспектом проектирования, так как центральной «фигурой» в проекте является человек. Вроде бы подход к человеку как к «винтику», «средству», «материалу» выявлен, раскритикован и осужден. И вроде бы об этом можно говорить как пройденном этапе. Однако при ближайшем рассмотрении (а проведенные при нашем участии несколько десятков организационно-деятельностных игр в сфере образования за 1991–1995 гг.8 для этого дают богатый материал) оказывается, что этот этап пройден лишь на уровне тех слов, в которых формулировалась идея. Действительно задача «формирования нового человека» уже не актуальна, но на ее месте появляется задача формирования специалиста нового типа. Слегка видоизменяясь вновь ставится задача формирования гармонически развитой личности, но не на основе коммунистических идеалов, а на основе гуманистических, общечеловеческих ценностей. И занимаются этим те же люди, только называющие себя теперь культурологами (поскольку научный коммунизм исключен из перечня специальностей и учебных предметов). Те, кого смущает слово «формирование», предпочитают говорить о саморазвитии личности, но при этом личность остается объектом психолого-педагогических воздействий, направленных на формирование предзаданных свойств.

Возвращаясь к теме сиротства, отметим, что в ряде проектов по социальной адаптации воспитанников и выпускников интернатных учреждений, авторы искренне полагали, что своими воздействиями переделывают детей-сирот, формируют у них новые личностные свойства и интеллектуальные характеристики. Социотехническая мегамашина детского дома заменяет «штучную» работу по воспитанию ребенка, который, кроме обучения, нуждается в стойкой эмоциональной привязанности, чувстве своей значимости для другого человека, способности определять собственную судьбу. Поэтому эффективная адаптация выпускников детского дома имела место там, где складывались устойчивые человеческие отношения между ними и их взрослыми наставниками.

Перечисленные черты проектной «культуры» тоталитарной эпохи, в эпоху реформ проявляются в виде стереотипов, срабатывающих часто помимо «воли» проектировщика. Последний, оставаясь в их власти, неизбежно начинает воспроизводить соответствующие способы в своей деятельности.

Один из таких стереотипов состоит в том, что масштабные программы социальных изменений могут инициироваться только «сверху». Еще в XIX веке П. Я. Чаадаев отмечал эту особенность социального развития России: «Посмотрите от начала до конца наши летописи, — вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы, и почти никогда не встретите проявлений общественной воли»9. И там же: «Самой глубокой чертой нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии» (с.563, выделено нами). Недоверие к общественным инициативам и упование на власть — стереотип, который сохранился по сей день. В упомянутой в введении радиопередаче «Глас народа», более 70% радиослушателей высказали мнение, что проблему сиротства должно решать государство, а не общество.

Судьбу крупномасштабного проекта (программы) во многом предопределяет момент «запуска». Если в момент «запуска» программа будет пониматься как спускаемый «сверху» документ, а люди практики — как исполнители разработанного без их участия, но зато «научно обоснованного» проекта, то результаты и последствия такого программирования предсказать несложно. О них нам напоминает весь опыт разработки и реализации программ социалистического строительства в нашей стране. А уж перестроечный период можно описать как историю создания и краха подобных программ, начиная от борьбы с алкоголизмом и самогоноварением (видимо, это была очередная попытка отвратить народ от пьянства и заставить работать) до программы всеобщей автоматизации (идея примерно такая — «этот народ все равно работать на заставишь, пусть работают заводы-автоматы»).

Причиной неизбежного краха подобных программ являются два процесса, которые запускаются программой-документом, идущим «сверху»: имитация и манипулирование. Имитация выполнения программы обусловлена, во-первых, тем, что сама программа для большинства участников процесса не рассматривается ими как то, что должно быть выполнено (отчитаться за выполнение и выполнить — вещи, согласитесь, разные), а, во-вторых, исполнитель (в отличие от автора замысла) работает в соответствии с «буквой», но не «духом» программы. Манипуляция — второй процесс, запускаемый «такой» программой — осуществляется как «сверху вниз», так и «снизу вверх». Манипуляция «сверху» — необходимый спутник насильственного внедрения, манипуляция «снизу» выступает как защитный процесс, как средство защиты имитатора. В силу разрушенности содержательных связей, и доминирования имитационно-манипулятивных отношений между участниками инновационного процесса, цели, заявленные в программе оказываются в принципе недостижимыми. Когда процесс заходит достаточно далеко и становятся видны последствия, то руководству не остается ничего другого как … заказать «ученым» разработку новой концепции, новой программы.

Альтернативой данному, хотя и сложившемуся и имеющему глубокие корни в нашей стране, подходу, на наш взгляд, является подход к разработке крупномасштабной программы как программы действий конкретных людей, объединяющихся в сообщество на основе общности в ценностях, в видении проблем, путей их решения. Объединяясь в сообщество, складывая совместные усилия, члены сообщества увеличивают масштабы своей деятельности, свои возможности осуществления преобразований. В идеале даже такой документ, как региональная программа решения проблем сиротства, может быть продуктом рефлексивного оформления реально осуществляемых действий данного сообщества. Тогда программа становится не средством достижения социальных целей, нередко носящих коньюнктурный характер, а будучи программой действий сообщества, становится процессом реализации культуросообразных ценностей, принятых сообществом, а цели, средства и ресурсы становятся чисто техническими моментами этой реализации 10.

Именно таким образом — как объединение авторских проектов — создавалась региональная "Программа стабилизации и развития образования Пермской области на 1996–2000 гг11. Разработке программы предшествовала трехлетняя работа по инициации инновационных проектов учителей, образовательных учреждений, органов управления образованием. Решение о разработке инициативной программы был принято на конференции педагогов-инноваторов, а концепция программы разработана группой специалистов, которая была выбрана на этой же конференции. Основа программы, включавшая более 80 авторских проектов была создана в течение месяца. В большинстве проектов указывалось, что они будут реализованы в том или ином масштабе даже в случае, если не получат поддержку со стороны управления образованием области. Программа была «обречена на реализуемость» и утверждена начальником Главного управления образования Пермской области. Несмотря на объективные трудности (дефолт 1998 года, экономический кризис), эта программа успешно реализована.

Именно такой путь «снизу» был предложен в качестве стратегической основы руководству инвестиционной программы «Помощь детям-сиротам в России» (Программы АРО)12 в тот момент, когда стала очевидной неадекватность первоначальной стратегии на поддержку крупных общественных инициатив для достижения быстрых широкомасштабных результатов.

Казалось бы, что инвестиционные программы не должны сталкиваться с теми трудностями, которые возникают при запуске программ «сверху». Однако, как показал первый же конкурс, большинство проектов, особенно претендующих на крупные суммы (верхним пределом в программе «Помощь детям-сиротам в России» был грант в сто тысяч долларов США), носило отчетливо имитационный характер.

Программа АРО, ориентированная на поддержку крупных региональных инициатив, столкнулась с отсутствием таковых, и оказалась, тем самым, неспособной выполнить свою миссию в России. В этой ситуации руководство Программы АРО оказалось перед необходимостью самоопределения: либо формально реализовать программу и раздать деньги организациям, косвенно касающихся в своей деятельности проблем детей-сирот, но прямо этой проблемой не занимающихся; либо свернуть программу; либо изменить стратегию программы и найти решение, при котором средства программы пошли на помощь детям-сиротам.

Мы считаем опыт Программы АРО, потому что в аналогичной ситуации может оказаться любая инвестиционная программа, в том числе и федеральная программа борьбы с сиротством, если таковая будет разрабатываться. Предлагаем взглянуть на опыт Программы АРО именно под таким углом.

В этой ситуации директор Программы АРО Крис Кавано выбрал путь поиска решения, которое бы позволило сделать программу максимально эффективной.

В качестве возможного решения В.Зарецким и М.Дубровской было предложено провести региональные проектные семинары с потенциальными деятелями в сфере социального сиротства (потенциальными грантополучателями Программы).

Почему потенциальными? — Потому что, как показал анализ ситуации, реальных деятелей — людей, организаций, которые бы занимались именно проблемами сиротства, почти не оказалось. При этом, с одной стороны, сам факт появления Программы АРО выявил большой потенциал общественных организаций и государственных органов, которые при определенной перестройке своей деятельности, могли бы направить свои усилия на решение проблем сиротства, но, с другой стороны, ставил их в двусмысленное положение.

Ведь по сути непосредственная деятельность этих людей не имеет отношения к тематическому конкурсу, который объявляет Программа. В то же время косвенно с ним связана, и возникает искушение — возможность получить существенные средства для поддержки текущей деятельности организации. Для этого надо только соответствующим образом оформить заявку на грант, а именно, написать в ней то, что не соответствует действительности, — что организация занимается этой проблемой.

Таким образом, само появление Программы АРО провоцировало «разработку» имитационных проектов. Имитационными мы называем, в данном случае, проекты, которые формально привязываются к теме, а реально, по своему содержанию, направлены на решение других проблем.

В то же время конкурс Программы АРО стал поводом для многих организаций, работающих с особенными детьми, с неблагополучными семьями, чтобы задуматься над тем, а какое они имеют отношение к этой проблеме, и, может быть, заняться ею всерьез, расширив рамки своей деятельности.

Такой взгляд на собственную деятельность под углом проблемы сиротства, позволил ряду авторов инновационных подходов в работе с детьми с отклонениями в развитии, эту связь обнаружить. Так, например, сотрудники Института раннего вмешательства (ИРАВ — общественная организация, Санкт-Петербург) не могли вспомнить ни одного случая отказа семьи от ребенка-инвалида, которые занимались по программам ИРАВ. Автор метода развития речи у глухих и слабослышащих детей, приводящего к их практически полной адаптации и реабилитации, Э. И. Леонгард /…/ не могла вспомнить подобных случаев. Дети, занимавшиеся по методу Леонгард, всегда оставались в семье, хотя обычная практика — помещение таких детей в интернаты, что ведет к ослаблению связей с семьей. За 10 лет работы не было случаев отказа от детей-инвалидов в школе А. И. Бороздина (г. Новосибирск) — уникальной школе, в которой занимаются дети с глубокой умственной отсталостью и комплексными нарушениями. Авторы этих подходов не задумывались над тем, имеет ли их деятельность отношение к проблемам сиротства. Но их контингент — это группа риска по социальному сиротству. А сирот среди них нет. Т.е. помимо условий для развития детей, которые созданы в этих подходах, есть аспект связанный с укреплением и развитием семьи, скрытый для самих авторов. И здесь для них возникает ситуация искушения и самоопределения. Сделают ли они этот шаг — от косвенной связи с темой к самоопределению по проблеме сиротства? — От этого зависит потенциал тех сил, которые будут вовлечены в решение проблемы сиротства, — потенциал реальных деятелей.

Таким образом, проблема конкретизировалась до предела. Если не появятся деятели, т.е. люди, которые занимаются решением именно проблем социального сиротства, Программа АРО и подобные ей программы помощь детям-сиротам оказать не смогут.

Следовательно, Программа должна помочь процессу появления деятелей в этой сфере, т.е. инициировать процесс самоопределения по проблемам сиротства.

Ссылки и примечания:

1 Концепция модернизации российского образования на период до 2010 года. Приложение к приказу Минобразования России от 11.02.2002 № 393.

2 Справедливости ради следует отметить, что с 1994 г. в рамках президентской программы "Дети-России" действует программа "Дети-сироты", а с 1997 в ней присутствуют программы "Профилактика безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних" и "развитие социального обслуживания сеьми и детей". Однако именно на эти годы приходится катастрофический рост числа детей сирот. Так что вряд ли можно говорить о каком-либо позитивном опыте реализации этих программ.

3 В.М.Розин, 1989.

4 Чернышев А.П., Зарецкий В.К., Кухтина И.Г. Программа как инструмент реализации образовательной политики региона. // Методология исследований, проектирования и менеджмента в области высшего образования. М., 1997.

5 Джонс Д. Методы проектирования. М., Прогресс, 1990.

6 Гозман Л., Эткинд А. Культ власти. Стpуктуpа тоталитаpного сознания // Осмыслить культ Сталина. М.: Пpогpесс, 1989.

7 Р.Желязны, 1992.

8 Зарецкий, Каменский, Краснов, 1995.

9 П.Я.Чаадаев, 1990, с.572.

10 В.К.Зарецкий, Р.Г.Каменский ,С.И.Краснов, 1996.

11 Е.А.Малянов и др., 1996.

12 АРО - аббревиатура, образованная из первых букв английского названия ("Assistanc to Russian Ophans"), но обозначенная буквами русского алфавита. В дальнейшем мы будем пользоваться этим сокращением.


Hosted by uCoz